Искусство не быть русским

Материал из Либерпедии
Версия от 07:19, 7 ноября 2022; LPReditors (обсуждение | вклад) (добавил статью)
(разн.) ← Предыдущая версия | Текущая версия (разн.) | Следующая версия → (разн.)

Читаю антрополога Джеймса Скотта "Искусство быть неподвластным" (как водится, книга валялась дома уже пару лет, но руки дошли только сейчас) и одновременно наткнулся на какое-то очередное нытье формата "кавказцы пляшут лезгинку на русских улицах, а русские не пляшут национальные танцы". И как раз Скотт неплохо объясняет, почему оно так.

Скотт описывает историю как эдакое диалектическое противостояние между равнинными аграрными государствами и периферийными народами. Обычно это осмысляется как разные стадии эволюции - дескать, на равнине цивилизация, а в горах, лесах и степях бродят дикари. Но здесь-то Скотт и делает финт, утверждая, что это лишь равнинный взгляд на две равноценные социальные системы. Дело в том, что компактно проживающие земледельцы и впрямь создают излишки, на которые можно содержать элиту (т.е. "цивилизацию"), но жизнь среднестатистического пахаря там весьма безрадостна: однообразная диета, эпидемии, голод, поборы, военная обязанность, произвол элит и т.д. и т.п. Поэтому равнинные государства так или иначе закабаляют населения: в диапазоне от рабства до крепостного права. Государства также навязывают те виды хозяйствования, которые максимально привязывают людей к территории и облегчают налоговые сборы. Самое удобное тут - поливное рисоводство, поэтому в Азии устанавливались самые жесткие аграрные деспотии (для Европы - это, видимо, пшеница, посвободнее, но о том же).

Периферийные народы предпочитают хозяйство, которое не привязывает их жестко к земле: охота и собирательство, скотоводство, подсечно-огневое земледелие и т.д. Ресурсов оно производит мало, зато эти ресурсы разнообразнее и закабалить вас сложнее - попробуй еще поймай. Аграрные государства воюют с периферийными народами - на стороне первых дисциплинированные армии подневольных, на стороне вторых - мобильность и неудобная местность (а иногда и численность, если речь о кочевниках). Но чаще торгуют т.к. периферийные народы - первый источник лакшери ресурсов для равнинных элит. Закабаленное население часто сбегает от своих цивилизованных правителей на периферию, поэтому военные походы за рабами - это необходимая подпитка равнинных государств. Периферийные жители в целом тоже не милые котики. Они совершают набеги на равнины и друг на друга, в том числе ради захвата рабов (чтобы, опять же, продать нуждающимся в рабах равнинным государствам). Между всем этим сложная политика: правители равнин заключают союз с одними дикарями против вторых, откупаются от третьих и сами облагают данью четвертых. В ходе истории люди регулярно переходят из одного состояния в другого. Вас захватили в плен - и опа - вы стали "цивилизованными". Случился голод, война, мор - вы побежали обратно в горы, где быстренько "вторично одичали".

Что еще важнее: равнина и периферия выстраивают свои идентичности на противостоянии друг другу. Идентичность равнин - это "мы - цивилизация", которая определяется как противоположность "варварству" (то есть, горным, лесным и степным народам). Определений много, но по сути все сводится к одному: цивилизованные люди платят налоги, варвары - нет. Жители периферии по понятным причинам оставляют меньше письменных источников, но их мировоззрение - это обычно нечто вроде "пусть мы подтираемся лопухом, зато не ползаем на брюхе, как эти с равнин". Взаимоотношения эти - дихотомия презрения и зависти, где на стороне одних чудеса цивилизации, а других - политическая автономия. Что еще важнее: Скотт считает, что такая вещь как "этничность" реально есть лишь у периферийных народов. Они обычно малочисленны и крепко держатся за культурные практики, отличающие их от других (особенно от равнинных). За численностью они не гонятся, поэтому и агрессивным прозелитизмом не занимаются. Тогда как равнинное государство заинтересовано в том, чтобы аккумулировать побольше рабочих рук, а заодно слепить из своих подданных максимально унифицированную послушную массу. Так, например, "стать" ханьским китайцем было довольно легко: достаточно "принять" идентичность, но главное - перейти к поливному рисоводству. Идеальный подданный любит государя, выращивает рис, платит налоги, служит в армии, но не обладает идентичностями, которые помогут ему организоваться и сбежать обратно в лес. То, как равнинные государства перемалывают периферийные народы, многократно описано в источниках, но прямо сейчас и специально для нас это показывают китайцы в Синьцзяне.

Скотт пишет в основном про Юго-Восточную Азию. Но легко применить его теорию и к России. Становится понятно, почему "русские" - это резиновая и универсальная идентичность. "Русский - это православный", "любой, кто думает по-русски - русский". Периферийные общности, в которые обычно сбегали из русских (казаки, сибиряки, старообрядцы) себя "русскими" не считали, полагая это синонимом несвободного человека. Российские элиты тоже предпочитали отсчитывать себя от рюриков и мамаев, сбегать в католики и масоны, быть русским было не очень - "государь, сделайте меня немцем". Почему? Потому что русский - это тот, кто поставляет барщину, подушную подать и рекрутов. У русских нет своей этнической культуры. Этническая культура - она местечковая, локальная, grassroot. Тогда как смысл "русскости" в максимальной универсализации - русские одни и те же от Калининграда до Владивостока. Тогда как кавказской лезгинки 666 разновидностей (у каждого народа-племени своя). Значит ли это, что у русских нет культуры? У русских есть "высокая национальная культура" - то есть, фрагменты локального фольклора, собранные элитами и далее реконструированные в универсальную "русскую культуру". То есть, единый "сарафан и кокошник", который есть в театре, но его нет в деревнях. На самом деле такая история со всеми государствообразующими народами. Англичане и французы могут похвастаться лучшими образцами "высокой культуры". Но "этническая культура" там у бывшей периферии: ирландцев, шотландцев, бретонцев и т.д. Вероятно, на уличные кельтские пляски англичане смотрели с той же смесью презрения и зависти, что русские на лезгинку.

Если вы русский националист и дочитали до этого момента, то, наверняка, у вас уже что-то сгорело, поэтому стоит дочитать до конца, чтобы закрепить результат. Ведь лучшей иллюстрацией теории Скотта являются... сами русские националисты. Нынешние периферийные народы России вызывают у русских привычную смесь презрения и зависти - вроде опасные дикари, а вроде и те, у кого следует учиться (сплоченности, агрессии, "традиционным ценностям"). Становясь русскими националистами, люди пытаются заново сконструировать для себя "этничность". И делают это интуитивно через противопоставление послушной "равнинной" идентичности. Для самых глупых это низовой субкультурный национализм, построенный на противопоставлении себя "россиянам", "овощам" и "обывалам". Для тех, кто поумнее - "интеллектуальный национализм", построенный на противопоставлении себя "совкам" и "новиопам". Слова разные, но суть одна - идентичность выстраивается буквально от "мы не такие, как большинство русского населения". При этом огромные ресурсы брошены на отрицание самого этого парадоксального процесса выстраивания "русскости против русскости". Казалось бы, можно просто признать, что "русский" - это идентичность, которая создавалась в рамках программы "самодержавие, православие, народность". Рекрут и налогоплательщик, но при этом бесправный в том смысле, что не наделен никакими институтами, помимо "официальных". Но нет, вместо этого надо городить целую мифологию о том, что, мол, раньше при царе Горохе были огого настоящие русские, а потом пришли большевики с англичанами и... В общем, все лишь бы не признавать простого факта: русский национализм сегодня - это вполне традиционная попытка бегства на периферию (только не на физическую, а на воображаемую).

Михаил Пожарский 22/07/2021